Легенды

Легенда о Медном Всаднике.  

В 1812 году, когда Петербургу грозила опасность наполеоновского вторжения, государь Александр Павлович распорядился вывезти статую Петра Великого в Вологодскую губернию, для чего уже было отпущено несколько тысяч рублей. В это время некий майор Батурин добился свидания с личным другом царя князем Голицыным и передал ему, что его, Батурина, преследует один и тот же сон. Он видит себя на Сенатской площади. Лик Петра поворачивается. Всадник съезжает со скалы своей и направляется по петербургским улицам к Каменному острову, где жил тогда Александр I. Всадник въезжает во двор Каменно-островского дворца, из которого выходит к нему навстречу озабоченный государь. «Молодой человек, до чего ты довел мою Россию, – говорит ему Петр Великий, – но покуда я на месте, моему городу нечего опасаться!» Затем всадник поворачивает назад, и снова раздается «тяжело-звонкое скаканье». Пораженный рассказом Батурина, князь Голицын передает сновидение государю, после чего Александр отменяет свое решение, и статуя Петра остается на месте.  

Легенда об ограде Летнего сада.

В середине XIX века в устье Невы вошла старая шхуна. Она бросила якорь ниже первого от моря моста. От ее борта отвалила шлюпка и поднялась вверх по течению. Пройдя место, где из Невы вытекает Лебяжья канавка, суденышко причалило. Хозяин вышел на набережную против ворот Летнего сада. На берегу остановился и замер в неподвижности, не отводя глаз от решетки, созданной архитектором Юрием Фельтеном. Не менее часа он смотрел на нее, и странное выражение все ясней проступало на его лице: оно могло бы появиться на лице Сальери, слушающего Моцарта. Смесь восхищения и зависти… Он прошелся вдоль ограды, вернулся, задумался… В саду гуляло немало людей. Кто-то, самый любознательный, приближаясь, вежливо спросил: «Не могу ли я быть чем-либо полезным вам, сэр?»

– Ничем! – отрезал англичанин.– Она слишком прекрасна! Она в тысячу раз великолепней всего, что я видел, всех рисунков и эстампов с нее… Много лет я хотел разгадать, в чем ее непередаваемое обаяние. Теперь я сам вижу это. Вглядитесь в золоченые ручки ваз, увенчивающих гранитные столбы ее. На одной они опущены вниз, на двух соседних подняты кверху. Нет, я не Ротшильд, но я купил яхту и приплыл сюда, чтобы понять: в чем ее гениальность? Теперь я знаю это, и мне незачем оставаться тут.

Adieu, sir, ответил любопытный. Поговаривали, что им был русский писатель Гончаров, но так ли это?

Финская легенда об основании Петербурга.  

Петербург строил богатырь на пучине. Построил первый дом своего города – пучина его поглотила. Богатырь строит второй дом – та же судьба. Богатырь не унывает, он строит третий дом, и третий дом съедает злая пучина. Тогда богатырь задумался, нахмурил свои черные брови, наморщил свой широкий лоб, а в черных больших глазах загорелись злые огоньки. Долго думал богатырь и придумал. Растопырил он свою мощную богатырскую ладонь, построил на ней сразу весь город и опустил на пучину. Съесть целый город пучина не смогла, она должна была покориться, и город Петра остался цел и невредим.

Изречение над главным входом в Михайловский дворец.  

В самом конце XVIII века в Петербурге на Смоленском кладбище, что на Васильевском острове, появилась юродивая. Она предрекала скорую кончину императору Павлу Петровичу, добавляя при этом, что жить ему на земле столько лет, сколько букв в тексте изречения над главными воротами в Михайловском замке. Совпадение ли это – в изречении: «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ» 46 букв, а император Павел был убит, когда ему было 46 лет.

Смерть Монферрана.

Согласно давнему предсказанию, Монферран должен был умереть сразу после окончания строительства Исаакиевского собора.

        В наружном скульптурном оформлении Исаакиевского собора есть группа святых, поклоном приветствующая появление Исаакия Далматского. Среди них находится и скульптурное изображение Монферрана с моделью собора в руках. Во время освящения храма один из приближенных царя обратил внимание Александра II на то, что все святые преклонили головы перед Исаакием, и только архитектор, преисполненный гордыни, этого не сделал. Император ничего не ответил, однако, проходя мимо Монферрана, руки ему не подал и слова благодарности не проронил. Зодчий не на шутку расстроился, ушел домой до окончания церемонии, заболел… и через месяц скончался.

 Исаакиевский собор – ориентир при артобстреле. В начале Великой Отечественной войны, когда угроза фашистской оккупации пригородов Ленинграда стала реальной, началась спешная эвакуация художественных ценностей дворцов Павловска, Пушкина, Петродворца, Гатчины и Ломоносова в глубь страны. Однако все вывезти не успели, да и возможности для этого не было. Тогда в исполкоме Ленгорсовета собралось совещание, на котором рассматривался вопрос о создании надежного хранилища для скульптуры, мебели, фарфора, музейных архивов. Выдвигалось одно предположение за другим, и одно за другим по разным причинам отклонялось. Наконец поднялся пожилой человек, бывший артиллерийский офицер, и предложил создать центральный склад музеев в подвалах Исаакиевского собора. Свое предложение он объяснил тем, что немцы, начав обстрел Ленинграда, воспользуются куполом собора как ориентиром и постараются сохранить эту наиболее высокую точку города для пристрелки. С предложением старого артиллериста согласились. Все 900 дней блокады музейные сокровища пролежали в этом, как оказалось, надежном убежище и ни разу не подверглись прямому артобстрелу.

Надгробие Суворова.

Незадолго до своей смерти Суворов пожелал видеть Державина, признанного мастера эпитафий и од на смерть высокородных царедворцев. Смеясь, полководец спросил поэта: «Ну, какую же ты мне напишешь эпитафию?» «По-моему, – ответил Державин, – слов много не надо: «Тут лежит Суворов!»» «Помилуй Бог, как хорошо», – согласился полководец. И желание его было исполнено.

 

Когда проносили катафалк с телом Суворова в усыпальницу Благовещенской церкви, произошло замешательство: гроб не проходил в двери. Вдруг кто-то скомандовал: «Вперед, ребята! Суворов везде проходил!» – после чего катафалк легко прошел в проем двери.

Ансамбль Стрелки Васильевского острова и ограда Летнего сада.

Некий богатый англичанин, наслышанный о красоте Петербурга, на склоне лет заявил, что ему совершенно необходимо побывать в России и увидеть ограду Летнего сада и Стрелку Васильевского острова. В пору белых ночей его яхта вошла в Неву и бросила якорь напротив Летнего сада. Изумленный и очарованный сказочной красотой северных шедевров, престарелый британец отказался сойти на берег, заявив, что в этом нет никакого смысла, так как ничего более прекрасного он уже не сможет увидеть. После этого яхта снялась с якоря и взяла курс на Англию.

Улица Карла и Эмилии.

В Немецкой слободе вблизи Лесного проспекта жили две семьи, дети которых – молодой ремесленник Карл и дочь булочника Эмилия – полюбили друг друга. Однако их родители из года в год отказывали детям в женитьбе. Последний отказ они получили в возрасте пятидесяти лет. Тогда, взявшись за руки, пожилые влюбленные пошли на Круглый пруд и бросились в него. Наутро, когда их тела вытащили баграми из воды, все увидели, что мертвые Карл и Эмилия продолжают держать друг друга за руки. По совету местного священника прихожане назвали их именами слободскую улицу.

Дуб Петра Первого на Каменном острове.

Каменный остров Петр I подарил канцлеру графу Головкину и затем часто бывал у него в гостях. Однажды во время прогулки по графской усадьбе Петр собственноручно посадил дуб, сохранившийся до сих пор.

Капитан Мерлини.

В пушкинские времена в Коломне в собственном деревянном домике на Фонтанке проживал некий капитан Мерлини. В течение двух десятков лет он аккуратно, согласно своему расписанию, посещал завтраки, обеды и ужины во всех знакомых ему петербургских домах. В некоторых домах его осыпали бранью, во многих демонстративно отказывались подать руку в ответ на протянутую капитаном, иногда его просто пытались выпроводить. Но ничто не могло нарушить железного расписания капитана, погасить приятную улыбку и испортить отличный аппетит. Но раз в год Мерлини давал обед всем своим кормильцам. В такие дни вся Фонтанка вплоть до Египетского моста была запружена экипажами. В искренней надежде, что обед этот прощальный и все избавятся наконец от назойливого визитера, приглашенные чествовали капитана. А наутро он вновь отправлялся в свой обычный путь.

Неизвестный водитель на Дороге жизни.

В один из январских дней 1942 года на ледовой Дороге жизни посреди Ладожского озера замер и заглох промерзший насквозь двигатель военной полуторки. Водитель попытался оторвать руки от баранки, но понял, что и они безнадежно обморожены. Тогда он облил их бензином, непослушными пальцами зажег спичку… и двумя живыми факелами стал отогревать двигатель в надежде довезти несколько мешков муки голодным ленинградцам.

       Мы не знаем ни имени, ни судьбы этого человека. Но можно не сомневаться, что именно из той, доставленной им, муки пекли страшные «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам». И, может быть, именно его полуторка, найденная на дне Ладожского озера, где она пролежала более двадцати лет, бережно отреставрированная поднята на пьедестал и названа Памятником в ряду других памятников двухсоткилометрового Зеленого пояса Славы.

Гатчинская легенда.

В послевоенном фольклоре появилась легенда, которую можно рассматривать как некую своеобразную аллегорию всенародной трагедии, постигшей страну в те страшные годы. В 1941 году, рассказывает легенда, под Гатчиной фашисты захватили в плен цыганский табор. Говорят, что в нем насчитывалось около семисот человек. Мужчин тут же отделили и погнали рыть огромную траншею, а женщин и детей заставили петь цыганские песни и плясать. Затем всех согнали к траншее и расстреляли. Расстрелянных наскоро побросали в траншею и засыпали землей. Но убитыми оказались не все, и из-под земли начали доноситься стоны. Тогда немцы подогнали танк и стали укатывать землю, пока стоны и крики не прекратились.

        Закончилась война. Прошли годы. Но вдруг на месте этого массового захоронения стали происходить загадочные и странные явления. Очевидцы с ужасом в глазах и с волнением в голосе рассказывали,что как только где-нибудь поблизости останавливался на ночлег какой-нибудь цыганский табор, то «с заходом солнца в лесу начинался жуткий концерт». Люди утверждают, что это поют и пляшут те самые цыгане из того расстрелянного табора, а старики уверяют, что узнают голоса близких родственников и просто хорошо знакомых некогда цыган. Будто бы эти концерты, которые «у живых людей выматывают души», продолжаются до сих пор.

Легенда о Колоннаде Аполлона.

Одно из самых поэтических преданий старого Павловска – легенда о Колоннаде Апполона. Эту легенду рассказывают по разному. Смысл всех рассказов сводится к тому, что первоначально Колоннада представляла собой замкнутую, круглую в плане ротонду, установленную на открытом лугу на высоком  левом берегу Славянки. Но ожнажды жители Павловска проснулись после сильной ночной грозы и увидели разрушенную ударом молнии Колоннаду. Замкнутое кольцо было разорвано и обломки колонн и капителей валялись, беспорядочно разбросанные грозой по обе стороны пролома. Однако в таком виде Колоннада оказалась столь живописной, что ее решили не восстанавливать. Просто перенесли на новое место, а романтические обломки разбрасали вокруг, придав всему сооружению вид античных руин.

Морской собор в Кронштадте.

В 1930-е годы Морской собор чудом уцелел, хотя ему и была уготована судьба многих культовых сооружений. Глумление над ним началось едва ли не сразу после революции. Если доверять очевидцам, в нем пытались даже устраивать массовые танцевальные вечера. Рассказывают, как однажды пьяный матрос пригласил на танец девушку, но та брезгливо отказалась от такого приглашения. «Хорошо, – нетрезво покачиваясь, выкрикнул тот, – не хочешь, так я найду себе другую». Оглянулся вокруг, схватил икону Пресвятой Богородицы и пустился с ней в пляс. Мало кто обратил внимание на этот непристойный поступок. Но не прошло и часа, утверждает легенда, как матрос вдруг рухнул посреди зала и тут же, не приходя в сознание, на глазах у всех умер.

       В 1932 году очередь до Кронштадтского Морского собора все-таки дошла. Его решили взорвать, раз и навсегда покончив с религиозным дурманом на мятежном острове. Под фундамент собора заложили несколько тонн взрывчатки, подожгли фитиль. Громадная масса собора медленно преподнялась над землей, на мгновение застыла в воздухе и на глазах изумленной толпы, как утверждает легенда, медленно опустилась на прежнее место. Потрясенноые обыватели так и не поняли – то ли это случилось из-зи ошибки взрывников, то ли из-зи вмешательства небесных сил. Но собор больше не трогали.

Котлы.

Деревня Котлы в Кингисеппском районе Ленинградской области вошла в петербургский городской фольклор благодаря Павлу I – одному из самых мистических русских императоров. Огромный цикл легенд и преданий о Павле I начинается с загадочной легенды о тайне его рождения.

       Известно, что царствующая императрица Елизавета Петровна буквально требовала, чтобы Екатерина, жена наследника престола Петра Федоровича, подарила ей внука. Ее всерьез беспокоила судьба династии. Внук должен был появиться как можно скорее и любой ценой. Смысл этого откровенного условия в придворных кругах был понятен и не вызывал сомнения. Все знали о сложностях брачных взаимоотношений между молодыми супругами. Петр Федорович либо просто пренебрегал своими супружескими обязанностями, либо, как об этом многие догадывались, не мог их выполнить. Оказывается, медики еще до женитьбы Петра Федоровича предупреждали Елизавету Петровну о некой враденной болезни, которой страдал Петр Федорович. «Любой ценой» – это значит Екатерина вольна была подыскать любого другого достойного отца будущему ребенку.

       Выбор Екатерины пал на молодого красавца Сергея Салтыкова. Счастливая любовница забеременела и через девять месяцев родила мальчика. Но сохранилось придание, что ребенок родился мертвым. В тот же день, уверяет предание, по указанию Елизаветы, в деревне Котлы был найден подходящий «чухонский ребенок», родившийся накануне. Им будто бы и заменили мертворожденного.

       Для сохранения тайны все семейство этого ребенка со всеми крестьянами во главе с пастором тамошней церкви отправили на Камчатку, а саму деревню снесли и землю запахали.

       О достоверности предания сегодня судить практически невозможно. Известно только, что тайна рождения Павла I волновала почти всех царстувующих членов дома Романовых, но ничего определенного даже им выяснить не удалось. 

Ноги императора.

В жизни императора Александра II не раз свершались странные предзнаменования его ужасной кончины. Приведем некоторые из них.

       Когда Александр II родился в Москве в 1818 году, императрица Александра Федоровна приказала спросить славившегося тогда в Москве юродивого Федора о том, что ожидает новорожденного. Федор отвечал:

        - Будет могуч, славен и силен, будет одним из величайших государей мира, но все-таки, - произнес он с ужасом, - умрет в красных сапогах.

       Трудно было угадать, что это предсказание относилось к раздробленным и окрававленным ногам царя-мученика…

       В связи с этим обстоятельством получает как будто и свою долю значения следующий случай, имевший место в Сергиевской пустыни близ Санкт-Петербурга. В покоях настоятеля этой пустыни ранее находился портрет покойного императора, писаный профессором Лавровым. Кроме прекрасного художественного исполнения, портрет обращал на себя внимание странной особенностью: холст портрета составной, другой кусок приставлен ниже коленей – и вот по какому случаю.

        За четырнадцать лет до мученической кончины Александра II один послушник сошел с ума и был отправлен в дом умалишенных. Он скоро оправился и воротился в пустынь. Но вот однажды утром, во время заутрени, этот послушник пришел в хлебопекарню, схватил кочергу, раскалил ее до красна в печи и с какой-то необыкновенной решимостью прибежал в покой архимандрита к портрету императора. Он бросился к этому портрету и раскаленной кочергою выжег ноги императора до коленей. Потом он выбежал на монастырский двор, кричал и неистовствовал, повторяя одни и те же слова, что теперь с ним могут делать все, что угодно. С этой минуты послушник окончательно сошел с ума и более уже не приходил в нормальное состояние.

        Примечательно, что этот сумашедший выжег на портрете ноги императора совершенно так же, как, спустя четырнадцать лет, они были оторваны взрывом динамитной бомбы в роковое 1 марта 1881 года.